boris pasternak / dos poemas

Festines

*

Bebo la amargura de los nardos, de los cielos otoñales la amargura,
y en ellos, el ardiente chorro de tus traiciones.
Bebo la amargura de las tardes y las noches, de las juergas bulliciosas;
de la estrofa sollozante la húmeda amargura bebo.

Infernales engendros de los talleres, no soportamos la sobriedad.
Hemos declarado nuestra enemistad al pedazo seguro de pan.
El alarmante viento de las noches –aquél de los brindis–
que, probablemente, nunca se cumplirán.

La heredad y la muerte son comensales en nuestros banquetes.
Y en el silencioso amanecer, llamean las copas de los árboles.
En el azucarero, como ratón, escarba el anapesto;
y, apurándose, Cenicienta cambia su vestido.

Pisos barridos. Sobre el mantel, ni una migaja.
Como beso infantil, tranquilamente respira el verso,
y la Cenicienta corre, en los días de suerte, en las carretas,
y cuando ya está sin un cuarto, tan sólo corre a pie.


~

Febrero

*

Febrero. ¡Tomar la tinta y llorar!
Escribir de febrero sollozando,
mientras el lodazal ruidoso
arde como negra primavera.

Tomar la calesa. Por seis reales
a través de las campanadas
y el ruido de las ruedas,
marcharse al sitio en que el chubasco
es más ruidoso que la tinta y que las lágrimas.

Ahí, peras requemadas, los grajos
se arrojan de los árboles
a las charcas por millares
y vuelcan una tristeza seca en el fondo de los ojos.

Debajo de ella ennegrece el aguanieve
y el viento es picoteado por los gritos.
Y mientras más casuales, más certeros
se componen los versos a punta de sollozos.

***
Boris Pasternak (Moscú, 1890-Peredélkino, 1960) Olas y otros poemas. Selección de poesía de Boris Pasternak. Quito: Orogenia, 2015.
Versiones de Ekaterina Ignatova

/

Пиры

Пью горечь тубероз, небес осенних горечь
И в них твоих измен горящую струю.
Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ,
Рыдающей строфы сырую горечь пью.

Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим.
Надёжному куску объявлена вражда.
Тревожный ветр ночей – тех здравиц виночерпьем,
Которым, может быть, не сбыться никогда.

Наследственность и смерть – застольцы наших трапез
И тихою зарёй, – верхи дерев горят –
В сухарнице, как мышь, копается анапест,
И Золушка, спеша, меняет свой наряд.

Полы подметены, на скатерти – ни крошки,
Как детский поцелуй, спокойно дышит стих,
И Золушка бежит – во дни удач на дрожках,
А сдан последний грош, – и на своих двоих.

~

Февраль

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее

Слагаются стихи навзрыд.